Том 6. Живые лица - Страница 184

184

Простите ж грубое вам замечанье,
Я не успел моих обдумать слов,
Они не стоят вашего вниманья.

Я слушать дальше ваш рассказ готов».
Жилец и не сердился (от смиренья?) –
Мог Данте быть не так еще суров, –

Он лишь вздохнул: «А здесь – освобожденье
От двойника. Здесь нет его совсем
В Безмерности – хоть это облегченье».

Опять вздохнул, качаясь, и затем,
Трагическую повесть продолжая,
Сказал: «А на земле тогда ничем

Не мог его отвадить от себя я…
Должно быть, стал я ныне уж другой.
В себе я разбираться начинаю:

И уж не прав ли был он, что со мной
Он говорил так нагло и бесстыдно?
Ведь я, пожалуй, был и сам такой…

Тогда ж казалось это мне обидно
И самого себя мне было жаль.
Нет, не напрасно здесь сижу я, видно!

И не в морали дело – что мораль!
С моралью тоже можно лицемерить.
Здесь я учусь смотреть иначе, в даль,

В Безмерности – себя иначе мерить,
Я сердцем знал, Кого я обижал,
В Кого хотел – и всё ж не мог не верить,

Но лгать себе упорно продолжал,
Что я не знаю, – и могу ли знать я, –
Кто это тело, и зачем мне дал.

Однако, знал, и в этом всё проклятье.
Я знал, что от любви мне всё дано,
Но этого и не желал признать я,

А потому вокруг меня темно…
Когда б не знал – ведь был бы я невинней,
Я это понял в темноте давно,

И был бы, может быть, пред нами ныне
Не этот мутный, черный океан, –
Совсем другой, приветливый и синий…

Но стоит ли мечтать!.. А там обман,
Всю жизнь без перерыва продолжая,
Привычкой сделал я. Но, обуян

Желаньем оправдать себя, считая
Ее за верность, надо ж верным слыть!
Но верность у меня была иная,

Я верен только телу мог и быть.
А верящих в меня давно и слепо
Я, для того, чтоб плоти угодить,

Обманывал и грубо, и нелепо.
Откроется обман? Когда-нибудь!
Не дорожил я с верящими скрепой

И, если выгодно их обмануть,
Минутой пользовался просто данной,
Не думая о будущем ничуть.

Ведь те, кто были для меня желанны,
Мне были не равны. Они всегда
Стояли в чем-то ниже, как ни странно.

И замечать я стал, что иногда –
Всё чаще – с равными мне непривычно
И как-то скучно. Это не беда,

Казалось мне. Ведь это так обычно!
И я не трогал чувства моего,
Насилие считая неприличным.

И был мне тот приятнее всего –
Вы это даже без труда поймете, –
С кем говорить не надо ничего.

Подобные дела, где, в общем счете, –
Ведь вам известно кое-что о них? –
Всё сводится к одной лишь только плоти,

Решаются в условиях своих.
Итак – мои мне делались всё ближе.
Но не судил я строго и других,

Хоть и общался с теми, кто пониже.
А несужденьем прочих – щеголял.
Я говорил себе: „Они не ты же,

По-доброму суди их“. Но я лгал,
Не добродетель – эти несужденья,
Не доброта, когда я им прощал –

И что прощал? – но если не презренье,
То невниманье к ним и к жизни их.
Теперь я даже знаю: без сомненья,

Я никого и не видал из них,
Так были мне они неинтересны.
Я жил среди сообщников моих.

Порой и с ними мне бывало тесно,
Уж очень тело я избаловал.
Поил его, кормил, и неизвестно,

Чего еще ему не отдавал.
И всё же был я телом недоволен
И очень за него бояться стал.

Мне, что ни день, казалось, что я болен.
Хранил я тело, всячески лечил,
Но сохранить его я не был волен.

И потерял, как ни заботлив был.
Там, где-то на земле, оно истлело…
Но не довольно ли я говорил?

Теперь вы знаете, в чем было дело,
Как на земле я прожил жизнь мою,
И как меня поработило тело.

Вы поняли, что я судьбу свою
Сам для себя готовил, притворяясь,
Что правды даже в сердце не таю,

Себя незнаньем оправдать стараясь.
Вы поняли, что этот океан,
И то, что на волне я так качаюсь,

Всё это мне – за лживость, за обман…
О, только здесь я понял, как обидел
Того, кем дар высокий был мне дан,

И лучше бы меня Он ненавидел!
А Он любил… Но я понять не мог,
И на земле я этого не видел.

Теперь конец: Прошел последний срок.
Рассказ мой кончен тоже. И заране
Ответ ваш слышу. Дам себе зарок

Ни с кем не говорить, сидеть в тумане,
Чтобы земных ответов не слыхать.
Ведь как к моей вы прикоснетесь ране?

Вы скажете – давно, мол, ясно вам,
Что все мои ошибки – лишь пустое
В сравненье с тем, что делается там,

Там, на земле… Ведь там теперь такое,
Что психологии, мол, ваши – вздор.
И что вы можете сказать другое?

Так пусть вам будет это не в укор,
Но я прошу вас очень: помолчите.
Такой ответ – ведь это приговор…

И лучше ничего не говорите.
Слова мне будут тяжелей всего.
А что касается земных событий –

Они известны здесь… И оттого
Я не хочу сравнений ваших с ними.
Нет, нет, не отвечайте ничего!

А если вы произнесете Имя…»
Он много бы еще наговорил,
Весь в увлеченьи бедами своими,

Но Данте здесь его остановил.

184