И руку ей, как равный, протянул,
Сказав: «Отвечу я немногословно:
Алигиери именем клянусь –
Что я для вас и смерти не боюсь!
Приду, приду…»
И так они расстались.
IV
Рай
<1>
Intermezzo
«Как захотите – вот и приходите», –
Сказала Данту, с ним прощаясь, Тень.
О, если так, и дело в «захотите» –
Идти хотел он на другой же день.
«Но почему прибавила туманно:
„Когда успеете“?.. – Вот это странно!
Ведь времени-то вовсе нет в аду…
Да что тут думать? Завтра и пойду», –
Решил он твердо. Был в решеньях смел.
Их взвешивать – не то что не умел,
Но если общий план казался строен –
Себя не утруждал, и был спокоен.
И вот, мечтая о грядущем дне,
Уж видел он и стертые ступени,
Что в ад спускаются. А там, на дне,
Он видел, как идет навстречу Тени,
И как вдвоем идут они туда,
Где он доселе не был никогда,
Но будет завтра с нею… «Что сказать
Привратнику? Он может помешать,
Как помешал не раз, – два раза, – Тени…
И всё ж я поклялся – и мы пойдем!
Не я один, и не она – вдвоем!»
Дант делал множество предположений:
«Да вот: я попросту скажу ему,
Что к родичу пришел я своему.
Что он давно уж посылал за мной,
Он хочет повидаться, да и с той,
Которую я тоже взял с собой.
С ним сговоримся вмиг… Он даст совет…
Да, хорошо… А если вдруг да предка,
Столь славного, – пока еще там нет?
Вдруг он еще в Чистилище? Нередко
Ведь там сидят по пять и шесть столетий,
Пока не станут чистыми, как дети…
У предка ж знаменитого грехов
Немало было… Вот и не готов.
Не Дон-Жуана ль вызвать? О, скандал!
Его-то уж наверно не видал
Никто по тем местам, и не увидит.
Его привратник, верно, ненавидит…
Но – эврика! Нашел я наконец!
Я вызову синьору Беатриче.
История двух любящих сердец
Известна мне. А Беатриче – там,
Об этом предок мой поведал сам.
И хоть в лицо синьоры я не знаю,
Меж душами не много, ведь, различий,
И эту Биче тотчас угадаю.
Заступится она, и за ограду
Пройдем мы с Тенью, что одно и надо.
А там…» – Он не додумал, засыпая
В мечтаниях о завтра и о рае.
2
Но это – «завтра»… На него недаром
Ни рифм, ни ассонансов даже нет
(Что знает самый маленький поэт).
Без всякой связи с днем «сегодня», – старым,
Оно готовит новый, свой, привет.
Привет, как правило, всегда нежданный
И неприветливый, и нежеланный.
Мудрее не загадывать заране,
Чтоб «завтра» оставалось как в тумане.
В аду нет спешки: всё идет привычно,
Медлительно, и очень методично.
Столетия – и те в аду не прытки:
Не птицы, и не кони, а улитки.
Там неожиданного нет. Однако,
Здесь, на земле, случается и всяко.
Для мудрости был Данте слишком молод,
Но он стоял у самого преддверья.
Как иначе? Он знал уж адский холод,
И тьму. Он слышал голоса неверья…
Хоть многое ему и удавалось,
Но промахнуться все-таки случалось.
Тогда без жалобы, без лицемерья
Он в неудаче лишь себя винил,
А это очень прибавляет сил.
3
Вот так и утром, в тот же самый день,
Когда он с полной твердостью решил
Спуститься в ад опять, увидеть Тень, –
Он вспомнил вдруг… о чем совсем забыл,
Мечтаньями о рае очарован.
Забыл, что он… ведь он мобилизован!
А эти дни – он был лишь в отпуску.
Возможно ли, своим занявшись делом,
Такую вещь забыть, – и как посмел он?
Он чувствовал тяжелую тоску,
И даже стыд… Не пропустил ли срока?
Мог провести в аду, ведь, год он.
В волненье, озабоченный глубоко,
Тотчас же бросился наш Данте вон.
Но, к счастью, не случилось ничего.
Должно быть, время сжалось для него,
И дни течения не изменили, –
По счету все остались, как и были.
И Дайте вовремя пришел, как раз
В тот самый день и даже в тот же час,
Чтобы принять – он думал, искупленье
Вины своей – а принял назначенье,
И новое, которому был рад.
Он сразу позабыл и Тень, и ад.
Ему поручено святое дело,
И надо совершить его умело.
Италия… Она теперь такая,
Что не Флоренция, а вся родная.
Ведь Данте – летчик был, и очень ловкий,
Отлично знал воздушные уловки,
Уже имелось на его счету
Заслуг – да и порядочных! – немало.
Сбивал три авиоиа на лету,
А то и больше… Всякое бывало.
Когда он действовал, то времена
Немного, правда, были поспокойней.
Как жестоко горит теперь война!
Ну что ж, тем лучше, слаще и достойней
Тому, кто верный родине слуга,
Уничтожать и бить ее врага,
Храня Италию от разрушенья…
4
Вот Время, цепь свою сквозь жизнь влача,
Цепь, от которой нет у нас ключа,
Еще проволокло куда-то звенья…
О, как горит воздушная война!
Чем завершится, наконец, она?
Неаполь, Генуя… до Таормины –
Нет города, где б не было руины.
Не пощажен и вечный город Рим.
Где Данте наш? Уж жив ли он? Что с ним?
Он жив. За ним теперь уж целый ряд
Геройских подвигов… да и наград.
Сам Муссолини наградил его…
Но нам другое в Данте интересно:
Каким он стал? Что в сердце у него?
Конечно, чуждым это неизвестно,
Для них – лишь славный он герой. Но те,
Кто этого героя знал и ране,
Кто близок был живой его мечте,
Кто слышал разговоры в океане